В мире об экономике. "Кремниевая долина" в Персидском заливе, топ-8 инноваций и бренд-маркетинг во время войны

В каждой стране своя информационная атмосфера. И в местных новостных лентах неизбежно теряются события, идеи, лайфхаки со всего мира, которые могли бы заинтересовать читателей делового СМИ. Мы снова выбрали несколько зарубежных публикаций последних дней и приводим их в пересказах на одной странице — самую суть.

В Персидском заливе рождаются ИИ-сверхдержавы

На этой неделе в центре внимания мира был Ближний Восток. По понятным причинам нас больше интересовали события в Турции. Однако крупнейшие геополитические результаты принесло турне президента США Дональда Трампа Саудовской Аравией, Объединенными Арабскими Эмиратами и Катаром, которое ознаменовало, следуя меткому заголовку издания Rest of World, процесс превращения нефтяных королевств Персидского залива в "кремниевые супердержавы". Если одним предложением, то ОАЭ пообещали инвестировать $1,4 трлн в проекты и активы США (в течение десятилетия), Саудовская Аравия — $600 млрд (в течение четырех лет), а Катар — $200 млрд. Эти инвестиции включают в себя инфраструктуру искусственного интеллекта, полупроводники, оборону, медицину и энергетику.

Для стран Персидского залива заключенные соглашения — это своего рода хеджирование, чтобы снизить зависимость от нефтяных доходов. Саудовская Аравия хочет позиционировать себя как центр ИИ, конкурирующий с Кремниевой долиной, а ОАЭ стремятся стать мировым лидером в этой области к 2031 г. Без доступа к передовым американским микросхемам эти амбиции были бы нереализуемы.

В свою очередь США нуждаются в инвестициях. Поэтому Трамп первым делом отменил предварительные ограничения на поставку передовых ИИ-чипов, позволив богатым нефтью союзникам их получить. И вот главным событием в сфере ИИ стало соглашение Nvidia с Humain, стартапом, поддерживаемым суверенным фондом Саудовской Аравии, о немедленной закупке 18 тыс. самых современных чипов Blackwell (GB300). Американская AMD также договорилась о сотрудничестве с Humain на сумму $10 млрд, а технологические гиганты, в частности Qualcomm, Cisco, IBM, Alphabet, Oracle и Salesforce и саудовская DataVolt, объявили о совместных инвестициях в размере $80 млрд в США и Саудовской Аравии. В частности, DataVolt вложит $20 млрд в американские центры обработки данных и энергетическую инфраструктуру.

Среди прочего, Трамп дал зеленый свет сделке о добыче полезных ископаемых на сумму $9 млрд между американской Burkhan World Investments и саудовской компанией Grand Mines Mining на разработку месторождений лития, кобальта и редкоземельных металлов.

Саудовская Аравия также заключила рекордное соглашение с США о сотрудничестве в области обороны на сумму $142 млрд. А в Катаре Трамп договорился о поставке 210 самолетов Boeing компании Qatar Airways за $96 млрд (это самый большой в истории заказ у американского авиастроителя на широкофюзеляжные самолеты).

Как подытоживает Rest of World, турне Трампа стало "стратегической передачей технологий, которая может создать новые сверхдержавы искусственного интеллекта, а также направить богатства Gulf Oil в американские компании".

Борт №1. Почему Штаты не могут сделать новый президентский самолет

Желание президента США Дональда Трампа принять от Катара Boeing, который СМИ уже прозвали "позолоченным дворцом", и сделать его бортом №1 (Air Force One) свидетельствует не только о жажде американского лидера к роскоши и его умении находить лазейки в законодательстве для получения ценных "подарков". Эта история также демонстрирует ограниченные возможности как авиапроизводства, так и создания оборонных технологий в Соединенных Штатах.

Дело в том, что Boeing 747-8 от королевской семьи Катара стоимостью $400 млн должен отвечать не только предпочтениям и стандартам роскоши Трампа, но и сверхважным требованиям для Air Force One с точки зрения безопасности и обороны, отмечает американское издание DefenseNews. Такие борта традиционно наделены функциями ситуационного центра, который позволит главнокомандующему руководить вооруженными силами и правительством США в случае крупной катастрофы, включая ядерную войну. Например, они оснащены системами защищенной связи, могут подзаряжаться в воздухе и имеют резервный функционал. Эксперты говорят, что быстро, за несколько месяцев или даже год, переоборудовать самолет из Катара под эти нужды невозможно (модернизация Boeing 747 в соответствии с требованиями к президентскому самолету может затянуться до 2030-х и будет стоить много миллиардов долларов).

Так, Boeing уже много лет пытается создать замену действующим двум самолетам Boeing 747-200B, эксплуатируемым как Air Force One с начала 1990-х. Компания должна была поставить два новых самолета 747-8 по программе VC-25B в 2024 г. Сдачу неоднократно откладывали на фоне пандемии, проблем с цепочкой снабжения и других проблем. В конце концов, дедлайн перенесли аж на 2029 г., когда Трамп уже не будет президентом (хотя сейчас рассматриваются поправки к требованиям, которые могли бы позволить сдать самолеты хотя бы в 2027 г.).

Итак, история с затянутой постройкой новых самолетов для американского президента не только объясняет, почему Дональд Трамп хочет принять Boeing от королевской семьи Катара, но и иллюстрирует сложность "начинки" президентского борта и ограниченность технологико-производственных возможностей США.

Пришло время убрать с рынка российскую нефть: варианты от разработчика санкций 

Не секрет, что конъюнктура на глобальном нефтяном рынке, которая играла на руку агрессору со времени вторжения в Украину в 2022 г., наконец разворачивается против России. Если ранее западные лидеры не решались принять действительно жесткие санкции против ключевой отрасли, питающей валютой путинский режим, из-за очевидного риска неприемлемого повышения цен на энергоносители, то сейчас ситуация изменилась. Простыми словами, в мире стало больше нефти: спрос на нее растет медленнее, чем предложение. В частности, о намерении стран ОПЕК увеличить добычу и прогнозе умеренных цен на нефть до 2027 г. мы писали в прошлом выпуске рубрики "В мире об экономике". 

Логично возникает вопрос: если вводить новые санкции против России, то какие именно и насколько больно можно сделать агрессору? На этой неделе ответ предложил специалист, участвовавший в разработке ценовых ограничений на российскую нефть в конце первого года большой войны. (Тогда страны G7, ЕС и Австралия установили на нее прайскеп в $60 за баррель, что позволило снизить доходы путинского режима при сохранении доступных объемов ресурса на глобальном рынке.) Эрик Ван Ностранд, бывший главный экономист Казначейства США, в статье на WSJ утверждает, что теперь пришло время убрать российскую нефть с рынка. И предлагает варианты, как это сделать.

Первый — снизить верхнюю планку цены, тот самый прайскеп. Можно даже до нуля, то есть запретить бизнесу стран G7 обслуживать торговлю российской нефтью по любой цене. Правда, новая судоходная инфраструктура (так называемый "теневой флот"), которую Россия построила, чтобы обойти уже установленный прайскеп, может ограничить эффективность такого подхода.

Второй — наложить так называемые вторичные санкции на всех, кто покупает российскую нефть. Эти усилия могли бы возглавить США или даже Евросоюз с Великобританией без американской поддержки. По расчетам Ностранда, если такая стратегия изымет с рынка хотя бы 2 млн баррелей в день — четверть российского экспорта нефти — доходы Кремля от продажи этого ресурса упадут на 20%. А вот цены на бензин в США поднимутся всего на 15 центов за галлон (это малозаметно на фоне их 50-центового падения за последний год).

Экономист с "трибуны" ведущего делового издания подводит мировых лидеров к выводу, что цена наказания России наконец-то стала вполне приемлемой для Запада. 

От электромобилей к "госзакупкам наоборот": восемь революционных инноваций

Компания McKinsey составила список прорывных инноваций, которые должны обеспечить наибольшие темпы экономического роста в ближайшем будущем. Переосмысливая и развивая идеи Йозефа Шумпетера, аналитики исследовали четыре категории инноваций: 1) продукта или услуги (новое предложение или значительное улучшение), 2) опыта (точки контакта и взаимодействия с клиентами, которые дополняют и улучшают предложение), 3) процесса (новый подход к разработке, производству, дистрибуции или предоставлению предложения) и 4) бизнес-модели (изменение цепочки создания стоимости, экономической модели или способа доставки предложения).

Аналитики сосредоточили внимание на восьми революционных инновациях, которые оказывают масштабное влияние на экономику, трансформируют отрасли и обладают большим потенциалом. Вот ключевые тезисы.

1. Транспорт на электротяге (EVs). Меняются логистика, добывающая индустрия и остальные отрасли. Стимулируется развитие аккумуляторных технологий и городского транспорта. Трансформируется автопроизводство, потому что для создания электромобилей нужны несколько иные навыки. Появляются новые OEM-производители со своими цепочками стоимости, финансированием и послепродажным обслуживанием. Электромобили также ускоряют инновации в системах помощи водителю и связи. Среднегодовая численность патентов, связанных с электромобилями, составляет более 50 тыс. (2020–2024 гг.); прогнозируемый спрос на них (включая аккумуляторные, плагин-гибридные и модели с расширенным запасом хода) увеличится в два-три раза к 2023 г.
2. GLP-1-агонисты (glucagon-like peptide-1). Разработанные для лечения диабета 2 типа GLP-1-препараты способствуют снижению веса на 15–20%. Они могут существенно снизить расходы на здравоохранение, снижая потребность в лечении ожирения, операциях и паллиативной помощи. Эти лекарства меняют привычки питания, влияя на индустрию потребительских товаров и пищевые услуги. Прогнозируется, что объем глобальных продаж GLP-1-препаратов достигнет $100 млрд к 2029 г., а доля населения США, которая будет принимать их, составит 4–5% к 2030 г.
3. Блокчейн. Децентрализованные цифровые реестры, обеспечивающие прозрачность, неизменность и защиту от вмешательства, уже трансформируют разные отрасли, обеспечивая экономически эффективный способ обработки транзакций и данных. Ключевые направления в применении технологии — операции с платежами, облигациями и ценными бумагами. Текущая рыночная стоимость "токенизированных" активов оценивается в $3,5 трлн. Начинают "токенизироваться" не только цифровые, но и реальные активы (недвижимость, искусство, сырьевые товары), прогнозируемая стоимость которых вырастет со $100 млрд сегодня до $2 трлн к 2030 г.
4. Цифровые маркетплейсы. Такие платформы, как Alibaba и Uber, изменили процесс масштабирования бизнеса. 7 из 12 крупнейших компаний (по глобальной рыночной капитализации) — платформенные. Прогнозируемый CAGR цифровых платформ (2024–2030 гг.) — свыше 10%.
5. CRISPR. Разработка и процесс редактирования генов стимулирует прорывы в биотехнологии и фармацевтике. В сочетании с геномными и фенотипическими данными технология позволяет целенаправленно изменять гены. Это открывает новые возможности для лечения людей, повышения стойкости к болезням и увеличения урожайности. Применение CRISPR в синтетической биологии может трансформировать производство и способы восстановления окружающей среды. Ежегодно выдается свыше 8000 патентов, связанных с CRISPR (2020–2024 гг.). Прогнозируемый CAGR рынка CRISPR на следующие пять лет — 16–20%.
6. Трансформерные модели (sequence-to-sequence models) лежат в основе крупных языковых моделей (LLM) и генеративного ИИ (genAI). Эта технология может обеспечить прирост производительности на $4,4 трлн, в частности, в обслуживании клиентов, маркетинге, разработке ПО и R&D. Прогнозируется рост рынка genAI с $63 млрд до $356 млрд до 2030 г.
7. Фрекинг (гидравлический разрыв пласта) как метод добычи нефти и газа путем закачки жидкости под высоким давлением в горные породы позволил разрабатывать ранее невыгодные ресурсы, что произвело революцию в добыче, особенно в США, превратив их в экспортера энергии. Фрекинг также способствовал понижению мировых цен на энергоносители и изменил торговые балансы. Объем нетрадиционной добычи нефти и газа (в основном фрекинг) с 2007 по 2024 г. вырос более чем в десять раз. Доля фрекинга за тот же период в Северной Америке увеличилась с 20% до 75%.
8. Инверсия "расходы плюс" как новый подход к госконтрактам предполагает, что не правительство сначала делает заказ на товар и в конце концов оплачивает определенный процент сверх затрат на производство, а сами компании создают продукты и производственные мощности для предложений, которые, по их мнению, потребуются государству. Это стимулирует инновации и снижает расходы, способствует привлечению венчурного капитала в оборону и энергетику, возрождению промышленных баз и дает возможность быстрее выводить продукты на рынки. 

Поведение брендов и покупателей во время войны: исследование в Украине

Как меняется поведение бизнеса и потребителей во время военных конфликтов? Как средствами маркетинга компании могут поддерживать устойчивость общества, в котором работают? Команда западных маркетологов искала ответы на эти вопросы "в поле". На днях они представили на The Conversation популярное изложение исследования, проведенного в Украине, об изменениях в поведении потребителей и брендов в связи с российским вторжением в 2014 и 2022 гг. Проанализировав образы брендов и продуктов и глубинные интервью с местными маркетологами и потребителями, исследователи систематизировали данные и пришли к нескольким выводам — некоторые из них для нас очевидны, а кое-что станет поводом задуматься.

Следовательно, в условиях неспособности повлиять на геополитические события люди используют доступные методы борьбы — например, не покупать у агрессора. В нашем случае это бойкоты российских товаров и, наоборот, "байкоты" украинских (когда активно покупают свое). Здесь маркетологи проводят определенные параллели с текущим мировым опытом замены американских товаров на местные после того, как Вашингтон развязал торговую войну с большинством стран и поставил под сомнение суверенитет некоторых государств, таких как Канада и Дания (Гренландия).

Реакция многих брендов также не заставила себя ждать. Чаще всего это были финансовые пожертвования в поддержку Украины, вывод бизнеса из России, создание новых продуктов или ребрендинг с использованием украинской символики, а также активная коммуникация в рекламе и социальных сетях, связанная с войной.

Самое главное, исследователи не просто описывают реакции брендов и потребителей, а выясняют способы, которыми те поддерживают психосоциальную и культурную устойчивость в обществе, пострадавшем от войны. А именно:

1. Использование сатиры для ослабления опасности. Украинские бренды активно прибегают к юмору и сатире как средству поднятия боевого духа. Например, на рынке есть целый ряд продуктов и услуг с "укроп"-тематикой, что стало способом переосмысления образа, сначала навязанного врагом, и мобилизации общества на сопротивление. Потребители в интервью отмечали значимость таких брендов для поддержания духа сопротивления.
2. Национальная символика для укрепления общественного единства. В условиях угрозы национальной идентичности, бренды активно используют культурные символы для подчеркивания связи с украинцами. Национальные флаги и элементы вышиванки стали частью коммуникационных сообщений многих компаний. Например, реклама одного из технологических брендов с использованием вышиванки и слогана "Эволюция прекрасна" апеллировала к Революции Достоинства 2014 г. и в целом украинской идентичности, основанной на достоинстве, свободе и единстве.
3. Продвижение товаров. В период между 2014 и 2022 гг., когда торговые отношения между Украиной и Россией продолжались, украинские розничные сети использовали маркировку флажками для обозначения страны происхождения товаров. После 2022 г. приобрела большее значение маркировка "Зроблено в Україні" (наряду с соответствующей программой поддержки потребления товаров внутреннего производства). Следовательно, даже когда бойкоты теряют актуальность из-за прекращения торговли, потребители продолжают использовать свою коллективную силу для поддержки местной экономики.

При этом, по мнению потребителей, бренд-активизм и маркетинг, связанный с политическими потрясениями, дают людям возможность гражданской реакции. Они принимают соответствующие инициативы собственников и менеджеров брендов как проявление гражданской позиции.

Исследователи прогнозируют, что бренд-активизм и маркетинг, связанный с конфликтами и политическими потрясениями, вероятно, будут развиваться по растущему тренду, поскольку потребление остается одной из сфер, в которой у людей есть коллективная сила. Однако брендам и правительствам следует с осторожностью полагаться на общественные настроения. Производители и ритейлеры, заподозренные в неискренности, быстро подвергаются общественному осуждению. Примером является критика брендов Unilever и Pepsi за их, по мнению многих, ложное заявление о приостановке продаж и производства в России.